Тобол. Много званых

Иванов А. Тобол. Много званых. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. – 702 с. 

Этот роман мог бы стать главным претендентом на «Большую книгу» 2017 года, но, похоже, Алексей Иванов решил отказаться от участия в премиальном процессе, что уже делал ранее, после того, как его роман «Ненастье» не получил ни одной номинации в минувшем году. Это не амбиции, автор с самого начала говорил, что не понимает, зачем ему выдвигаться на различные литературные премии. 

Впрочем, получит новый роман Иванова премию или нет, абсолютно неважно, потому что читатели уже выиграли от его появления в магазинах. И это только начало, поскольку в конце года нас ждет вторая часть романа, а за ней восьмисерийная версия телесериала, полнометражный фильм и документальное нон-фикшн издание «Дебри». 

Роман мозаичен и многослоен. Сотни персонажей, огромный охват территорий и событий, исторические факты, предположения, сибирский шаманизм, пленные шведы, борьба за выживание и строительство тобольского кремля. Это лишь общие штрихи исторического полотна петровской эпохи в Сибири, на которое замахнулся Алексей Иванов. 

Все началось с того, что с просьбой сделать сценарий к телеэкранизации о Семене Ремезове – сибирском архитекторе и историке – к известному писателю обратился генеральный продюсер фильма «Тобол» Олег Урушев. Что касается экранизации книги «Тобол», то с начала декабря создатели ленты уже приступили к строительству масштабных исторических декораций.  

«Тобол» – роман нового типа, совмещающий в себе три жанра: политический детектив в декорациях XVIII века, исторический роман и мистику. В романе много сюжетных линий, но в голове они помещаются легко и не путаются. Оторваться довольно трудно. Мы смотрим на мир не глазами Алексея Иванова (хотя и понимаем, что автор нас обманывает, и с нами все равно говорит он), мы видим мир то глазами православного героя, то шведского протестанта, то мусульманина из Бухары, то старообрядца или язычника-остяка. 

Есть в романе и любовь, а не только историческая канва, но в меру, да и край этот хоть располагает к буйным страстям, но сурово, с жесткими последствиями. Ненависти и жестокости тоже хватает, если драка, так со смертями; воровство, так с плетьми; предательство, так с кинжалом и без пощады… 

Обилие персонажей и действия понравится поклонникам современного кино и телесериалов типа «Игры престолов». По крайней мере, так роман позиционирует сам автор. О том, в чем он видит эту взаимосвязь, «ЧВ» решил спросить у самого писателя.  

– Не в этом дело. И «Игра престолов», и «Тобол», это все-таки продукты постмодернистской эпохи. Постмодерн – это тексты из текстов. И суть такого произведения – органичное соединение совершенно противоположных вещей, которые до постмодернизма невозможно было совместить. В «Игре престолов» совмещаются, с одной стороны, фэнтези, с другой – исторический натурализм. Фэнтези – выдумка, историзм – правда. Фэнтези – высокий жанр, натурализм – низкий, исторический трэш. Но, тем не менее, в «Игре престолов» все соединилось очень гармонично. То же самое и в случае «Тобола», который напоминает «Игру…» своей структурой, а не тем, что там летают драконы и люди бегают с мечами. «Тобол» – это исторический роман, созданный в жанре магического реализма. А магический реализм – это не придумка автором каких-то чудес из своей головы, а понимание, что эти чудеса являются функцией культуры, народа и эпохи. 

– Приведите пример. 

– Жили на реке Оби ханты и манси. У них были свои представления о чудесном. И я описываю те чудеса, которые они видели и считали реальностью. Но понятно же, что это чудо и это фантастика. 

Или более простой пример. Один из главных героев – митрополит Филофей Лещинский, который с экспедициями плавал по Иртышу и Оби и крестил остяков – сжигал идолов, отбивался от мороков и проклятий. Он канонизирован, то есть причислен к лику святых, и у него есть свое житие. И в житие рассказывается о чудесах, с которыми он сталкивался в своих миссионерских походах. Эту линию я переформатировал в нечто похожее на фэнтези. С одной стороны, я полностью опирался на документ, потому что все факты исторические, но с другой – это ведь чудеса. 

Кроме того, с «Игрой престолов» роман сближает игровой характер. У меня в романе множество разных этносов и культур, религий и ментальностей. И читатель легко переходит из одного в другое, не чувствуя себя предателем своей идентичности и веры. Вспомните, как устроен классический русский исторический роман: среди множества героев об эпохе Петра может присутствовать один второстепенный герой – крестьянин. И он собою олицетворяет положение крестьянства. Его обязательно обирает помещик, забирает у него невесту, ну и так далее. А крестьянин всячески страдает. А если ты пишешь игровой вариант романа, такой герой, показывая положение крестьянства в целом, при этом что-то еще и делает: находит клад, убивает соперника. И игровой характер построения произведения тоже сближает «Игру престолов» и «Тобол». 

– Как профессиональные историки отнеслись к Вашему роману? 

– Отзывов пока нет, да и мне, если откровенно признаться, это не то чтобы очень интересно, но я не жду от них каких-то откровений или восторгов. Историки в историческом романе всегда ищут буквальное соответствие всем фактам. Но это такое же бессмысленное занятие, как если бы я стал анализировать историческую монографию на предмет образов и рифм, почему она написана таким суконным языком. Это нелепо. 

На мой взгляд, исторический роман становится таковым тогда, когда его персонажи мотивированы историческим процессом. Ведь в «Трех мушкетерах» Д’Артаньян и его друзья не мотивированы войной католиков с гугенотами. Они мотивированы любовью, честью, местью, дружбой и так далее. То есть это роман, написанный на историческом материале, но не исторический.  

А «Тобол», хотя в нем и есть отклонения от истории, продиктованные необходимостью драматургической выразительности, – исторический роман. Например, в реальности губернатор Матвей Гагарин поехал в Сибирь в 1710 году, добрался до Верхотурья, где его застиг указ Петра о том, что надо вернуться и доделать что-то на строительстве канала. Гагарин вернулся, а приехал в Тобольск только в 1711 году. Если я буду описывать все эти метания, вряд ли они будут интересны читателю. И я пишу просто – он приехал в 1711 году. На мой взгляд, такое искажение истории правомерно для романа и ничего не меняет. 

Беседовал Олег Фочкин 

Журнал «ЧИТАЕМ ВМЕСТЕ. Навигатор в мире книг» № 1, 2017